Зачарованные клады России - Страница 25

Обширное пространство между Брянском и Осколом, получившее название Северской земли, в XVI – начале XVII века буквально кишело «станичниками». Здесь, куда не дотягивалась рука московской власти, занятой внутренними распрями и войной в Ливонии, собиралась и накапливала силы та самая вольница, которая составила впоследствии ядро отрядов Лжедмитрия I, Истомы Пашкова и Ивана Болотникова – именно отсюда, из Северской земли, из Комарицкой волости, двинулся на Москву самозваный царевич Дмитрий, положив начало Великой смуте…

Жителей Северской земли называли «севрюками» и существовала даже характерная поговорка: «Что смотришь севрюком?» – так говорили о тех, кто смотрел волчьим взглядом. О недоброй славе здешних селений напоминают и другие присловья: «обоянцы – Бога не боянцы», «Ольховатка – Лиховатка», «Вязовое – кто войдет, тот завоет» и т. п. И вот через эти-то лихие разбойничьи места в XVI веке протянулись главные сухопутные пути, связывавшие Москву с Крымом и Причерноморьем.

Помимо купеческих обозов, эти пути служили и для дипломатических сношений Москвы с Крымом, и для движения татарских отрядов, шедших в набег на московские земли. А вдоль этих степных шляхов («сакм»), в глухих балках и лесных урочищах таились землянки и городки вольных станичников, подстерегавших и грабивших всех без разбору, включая и послов. Погромы посольств на сухопутных шляхах были не редкостью. В 1502 году азовские казаки убили возвращавшегося из Турции боярина А. Кутузова. Нападению разбойников подверглось посольство князя И. Кубенского.

Уже в конце XV века при Иване III в дипломатической переписке с Крымом постоянно встречаются жалобы на русских и татарских разбойников, грабивших послов и торговых людей. В 1502 году, отправляя кафинского посла, Иван Грозный писал рязанской княгине Агриппине: «А ослушается кто и пойдет самодурью на Дон в молодечество, их бы ты, Аграфена, велела казнити». В 1549 году ногайский князь Юсуф жаловался Ивану Грозному: «наши люди ходили в Москву с торгом, и как шли назад, ваши казаки и севрюки, которые на Дону стоят, их побили… Холопи твои, некто Сарыазман словет, на Дону в трех и четырех местах городы поделали, да наших послов и людей стерегут и разбивают». Московское правительство на подобные жалобы отвечало: «на поле ходят казаки многие, казанцы, азовцы, крымцы и иные баловни казаки, а из наших украйн, с ними же смешавшись, ходят; и те люди как вам тати, так и нам тати и разбойники».

О быте разбойников, набегах, столкновениях, а самое главное – о многочисленных разбойничих кладах и рассказывали найденные у безвестного щигровского помещика «памятные грамотки».

Судя по этим записям, разбойники имели в Москве весьма высокопоставленных, и наверняка небескорыстных, покровителей – оттуда регулярно приходили сведения о посольских и купеческих караванах, которые вышли из Москвы в Крым. В числе этих покровителей рукопись упоминает князя Глинского – дядю Ивана Грозного: «Был Крымский посол в Москву, взял выход (дань) наш… Прислал нам с Москвы Глинской князь своево подъячева к Ивану Федорычу, пишет: Иван Федорыч, с той казной пошел посол в Крым. И мы скинулись с трех станов, ту казну отбили на Бакаевом шляху меж Красных городков. Положили ту казну на Красном городище за городом, двадцать сажен от городища…»

В другой раз разбойники «подкараулили два татарина на Муравской сакме и мы их ухватили и стали их пытать, и они сказали – идет посол Крымский, был в Москве, с подарками: везут бочку жемчугу да 17 блюд царского стола. И мы его разбили между Ворсклы и Ворсклицы, и то добро положили на Красном городище в передних воротах, в конец валка сажень, а от того валка бочка жемчугу». Но не всегда промысел был благополучным: однажды станичникам, преследуемым татарами, даже пришлось закопать свои пояса, набитые личной «долей» каждого из них: «Смертку свою видя, сделали заговор, чтоб наша казна не досталась, сносили чересы (пояса), наклали их в пивной котел». Признаки этого места – «два камня на воротах положены, а промеж камней сажени три или четыре, на тех камнях выбита книга складная, а на другом камне сагайдак (лук), а куда стрела положена, и ты, братец, туда помни, смотря на признаки, а против стрелы курганец, а в том курганце котел».

О том, что клады прятались надежно и хитро, говорят многочисленные способы укрытия кладов. Так, клад, зарытый на речке Буромле, был врезан в береговой откос и завален дубовым бревном и землей: «Поставили бочку серебра пол-осмины Ливенской меры, да четверть талерей (талеров), а в берегах положили дуб плотовой, и тую бочку приковали к тому дубу двумя цепями и зарушили землею». Речка с той поры несколько раз меняла свое русло и теперь найти место захоронения клада представляется чрезвычайно проблематичным.

Найденные «памятные грамотки» содержат немало сведений и о других кладах: «…К озеру хаживали платье мыти, и уже мы стали подниматься в поход в Крым, тогда у нас телега сломалась и велел атаман казну взять с телеги – сундук серебра денежного, и в тое озеро 12 человек взяли, отнесли и вкинули… На верховье реки Боромли стоит дуб, на том дубу от полуденной стороны нарублена церковь, а из другой стороны вырублено дупло. И как высоко нарублена церковь, так из земли от дуба против церкви тут поставлен котел денег большой». Естественно, многие указанные в записях «дубы вежеватые», колодези и речки давно уже исчезли с лица земли.

Все перечисленные в «грамотках» клады укрыты вдоль старинного Муравского шляха и пересекающего его в районе села Кресты Сагайдачного шляха. Муравский шлях, стратегический военно-торговый маршрут, вел от Тулы в Крым, а Сагайдачный шлях тянулся от Ахтырки по направлению к Коротояку. Степные дороги шли по основным водоразделам, пересекающим Дикое поле – огромные степные пространства между Московским государством и Крымом. А вдоль этих дорог подкарауливали добычу шайки вольных станичников…