– Смотри-ка, смотри-ка – денег-то, денег тьма какая! Весь Кувай в огнях – как жар горит! Это золото и серебро в кладах горит!
Но мужики, сколько ни пялили глаза – ничего не видели. Пришли на место, стали копать. На глубине трех сажен наткнулись на крышку медного котла. Ворожец кинулся в яму и котел тащит, а мужики заспорили – как клад делить. Клад меж тем стал в землю уходить – никакое колдовство не помогает! Так и ушел. Ворожец из ямы вылез, ругается:
– Что ж вы, – говорит, – не добыв клада, делить его вздумали? А теперь он наружу выйдет лет через пять или через десять.
В преданиях клады Разина имеют три общих черты: они непременно заговорены (ведь Разин, говорят, сильным колдуном был!), укрыты с применением сложных подземных инженерных сооружений (каменные подвалы с железными дверями, многокомнатные подземелья и т. п.) и содержат просто-таки баснословные сокровища. Дыма без огня не бывает, но здесь и то, и другое, и третье вызывает явные сомнения и заставляет критически отнестись к самому факту существования разинских кладов.
Но в основе этих легенд лежит один исторический факт. История разинских кладов начинается от Фрола Разина, Степанова брата.
Во время казни мятежников, когда потащили их на плаху, перепуганный до жалости к себе Фрол крикнул: «Государево слово и дело за мной!» Степан успел рявкнуть: «Молчи, собака!» Но тут палач отсек ему голову. А Фрола снова поволокли на допрос. Он под пыткой показал, что «были у моего брата воровские письма, присланные откуда ни на есть, и эти всякие бумаги он зарыл в землю… собрал их в денежный кувшин, засмолил и зарыл в землю на острове на Дону, на урочище Прорва под вербою, а эта верба посередине крива, а около ней густые вербы; а около острова будет версты две или три». Кроме того, рассказал Фрол, брат его «награбил зело много добра всякого», а после разгрома восстания увез с собой на Кагальник «сундук с рухлядью». В числе этой «рухляди» был некий «костяной город, образцом сделан будто Цареград».
Фрола повезли со стрельцами на Дон. Пять лет он искал там клады, водил стрельцов по разным урочищам, утверждая, что не может найти приметный большой камень, пещеру или дерево. Надоело это властям, привезли его обратно в Москву и голову ссекли. Правда, есть свидетельства, что Фрола приговорили к вечному заточению.
С тех пор клады Разина пытаются найти на протяжении трехсот лет. В центре внимания кладоискателей прежде всего находились многочисленные урочища на Дону и Волге, связанные с именем Разина. Одним из таких мест считалось городище Увек в 12 верстах от Саратова. Некогда здесь располагался золотоордынский город. Один из заросших лесом оврагов вблизи Увека называют «Стенькиным оврагом», в котором находилась «Стенькина пещера». Пещера эта обвалилась еще в середине XIX столетия. Из нее шел подземный ход на вершину горы, откуда открывался вид на Волгу и Саратов. Было видно на 12 верст вокруг. В 1860-е годы овраг и остатки пещеры осматривал историк В. Крестовский. Он обнаружил остатки кирпичной облицовки стен пещеры, золотоордынские монеты, предметы периода Золотой Орды.
А сколько гуляло по рукам «кладовых записей» на разинские клады! В конце 1893 года масштабные поиски кладов Разина в Лукояновском уезде Нижегородской губернии вел некто Ящеров. Он основывался на попавшей в его руки фантастической «кладовой записи» (ее текст см. в Приложении). Против потуг Ящерова с аргументированной критикой выступили члены Нижегородской ученой архивной комиссии, однако авантюристу удалось получить разрешение на раскопки от Императорской Археологической комиссии. Пока суд да дело, настала зима и поиски были отложены. В ожидании раскопок, как водится, история стала раздуваться прессой – сенсация, однако! Кладоискатель меж тем не спешил приняться за дело и, погревшись немного в лучах славы, исчез в неизвестном направлении…
В начале 1840-х годов два молодых человека, братья Александр и Степан Гусевы, поехали из своего хутора Гусевского в Оренбург и по дороге остановились ночевать в деревне Синегорке. Когда они выпрягли лошадей и зашли в хату, то увидели лежащую на печи сморщенную старушку, слепую. Старушка по говору узнала, что Гусевы «мосоли» («мосолями» называли потомков крепостных заводчика Мосолова) и спросила:
– Вы не из Каноникольского?
– Нет, мы из хутора Гусевского.
– Это на Малом Ику, возле устья речушки Ямашлы?
– Верно! Откуда, бабуся, знаешь?
– Я в молодые годы с Пугачевым ходила, была у него кухаркой. Когда по дороге на Иргизлу за нами гнались сакмарские казаки, Пугачев приказал закопать на левом берегу Ямашлы, возле устья, золото. Много ведь золота отнял у бар. Оно, чай, и теперь в земле лежит.
Слух о том, что где-то в Синегорке живет некая Прасковья, столетняя старуха, которая в молодости «ходила» с Пугачевым, гулял по округе давно, поэтому браться отнеслись к рассказу старухи с полным доверием. Вернулись братья Гусевы домой. Старший, Александр Петрович (он был уже женат и не жил в отцовском доме), когда все домашние заснули, пошел ночью к устью речки Ямашлы и после упорных поисков отыскал там корчагу золота. Перепрятав ее в укромное местечко, он не сказал об этом никому ни слова.
Через несколько дней младший брат Степан вспомнил в разговоре с отцом про пугачевский клад. Отец удивился: «Почему ж сразу не сказал?» Пошли на берег речушки, копали, копали, но ничего не выкопали. А Александр Петрович, забрав себе клад, отделился от отца и стал заниматься лесным промыслом. Сплавлял лес. Купил себе много земли. Две мельницы построил – в Шагрызе и в Кузьминовке. А сына его, старика уже, в 1930 году раскулачили. Многие помнят, сколько золота тогда отняли у этого кулака. Первейший ведь в здешних местах богач был! На пугачевском кладе нажился.