Копая дальше, рабочие на глубине сажени в полторы встретили большую, на всю ширину сруба каменную плиту. Порешили, окопав землю, вытащить плиту и продолжать работу дальше. Днем этого сделать не успели и оставили до утра. Ночью же пошел сильный дождь и налил полную яму воды: «Колодчик» и вправду превратился в колодец. Рабочие, получившие нужную им воду, прекратили раскопки, а дьячок разочарованно побрел домой…
В 1843 году отставной унтер-офицер лейб-гвардии Московского полка Афанасий Петров прибыл в Петербург и явился в Министерство внутренних дел с донесением о том, что в селе Кирово-Городище Орловской губернии Кромского уезда, у крестьянина Василия Сампсонова в подземелье находится огромный клад, состоящий из множества бочонков, наполненных золотой и серебряной монетой. В качестве доказательства Петров представил принесенную им монету из этого клада, которая оказалась серебряным голландским талером 1620 года.
Чрезвычайная детальность рассказа Петрова во всех подробностях происшествия и необыкновенная уверенность в несомненной действительности того, о чем он рассказывал, обратили на себя внимание чиновников. Дело было доложено министру внутренних дел Л. А. Перовскому. Ознакомившись с показаниями Петрова, министр предписал местным властям «исследовать этот случай со всей строгостью, разъяснить все обстоятельства дела и о последующем немедленно уведомить».
В результате многомесячного следствия были выявлены и допрошены все прикосновенные к делу лица, осмотрена местность, и в результате была восстановлена вся картина происшедших событий…
…Афанасий Петров сам-друг со своим земляком и спутником крестьянином Лукьяновым шел пешком из Калужской губернии в Санкт-Петербург «по своим надобностям». По дороге, в деревне Каменка Ельнинского уезда Смоленской губернии, путники остановились переночевать у крестьянина Аверьянова. Сели вечерять. Тары-бары, разговор затянулся за полночь. Дождавшись, когда домашние лягут спать, Аверьянов присел к Петрову поближе и, приглушив голос, рассказал Петрову с Лукьяновым такую историю.
Этот Аверьянов с год назад, случайно, в разговоре узнал от земляка своего, что в Кромском уезде Орловской губернии у крестьянина села Кирово-Городище Василия Сампсонова под домом в погребе находится богатый клад. Сам хозяин почему-то к нему не прикасается, но, если умеючи взяться за дело, при помощи искусных «дельцов», можно им воспользоваться и зажить припеваючи. Аверьянов не только не счел этот рассказ сомнительным, но уверился в нем так, что решился рискнуть: пожертвовать всем, чем можно, и во что бы то ни стало овладеть кладом.
Но к делу приступить было трудно: Аверьянов был очень беден, а тут требовались некоторые издержки. Пришлось идти на поклон к «спонсорам» – богатым односельчанам. Расписав самым заманчивым образом обстоятельства дела, дающие почти несомненную надежду на успех, и то огромное вознаграждение, которое даст будущее за ничтожную жертву в настоящем, он сумел составить компанию: два его односельчанина решились разделить труды и поиски Аверьянова. Собрав более 200 рублей, все трое пустились в путь – добывать сампсоновский клад.
Прибыв на место, в село Кирово-Городище, они остановились в доме сельского священника. Депутатом к Сампсонову отправился Аверьянов – как глава компании. Придя в дом Сампсонова и не теряя попусту слов и времени, Аверьянов прямо приступил к делу и без обиняков попросил хозяина сказать ему «по чистой правде»: действительно ли в доме у него есть какой-то заколдованный клад, о котором он слышал от людей на своей стороне?
Сампсонов отвечал, что да, люди сказали ему правду: у него в подземелье точно есть клад, который принадлежит разбойнику Кудеяру. Этот клад очень богат и состоит из тридцати двух бочонков с золотыми и серебряными монетами, но клад этот зачарованный и без разрыв-травы никому не дается. Один раз, в голодный год, он, Сампсонов, находясь в нужде, попробовал взять оттуда несколько денег себе на хлеб, но вслед за тем у него в семье умерло три человека.
У Аверьянова сердце запрыгало от радости – есть клад! Но, желая убедиться в подлинности слов Сампсонова, он начал упрашивать его показать сокровище, предлагая в награду за это золотой. Хозяин сперва отнекивался, но предложение было слишком заманчиво. Мало-помалу сдаваясь, он, наконец, согласился проводить Аверьянова на то место, где хранился клад, только при условии: Аверьянов должен был позволить надеть себе на голову рогожный мешок. Таким образом, с закрытыми глазами, чтобы не видеть заветный путь, Аверьянов должен был идти за хозяином, куда тот его поведет.
– На все согласен! – сказал Аверьянов.
Тогда Сампсонов натянул на него мешок, взял за руку и повел. Аверьянов мог только заметить, что с места они отправились влево от сарая. Куда шли далее, он видеть не мог, помнил только, что в пути он, по приказанию Сампсонова, часто наклонялся, и им нигде по дороге не попадалось никаких ступенек или лестниц. Взволнованный, Аверьянов даже не смог рассчитать приблизительно расстояние, которое они прошли, но помнил, что шли вообще-то недолго.
Наконец Сампсонов остановился, снял с головы Аверьянова мешок, и потрясенный Аверьянов вдруг увидел себя в довольно просторном погребе или подземелье, в котором при слабом свете горящей свечи желтого воска его глазам действительно представились десятки бочонков с золотом и серебром!
Осмотревшись и придя немного в себя, он начал со вниманием разглядывать все окружающее и замечать подробности. Всех бочонков было в точности тридцать два, иные величиной с ведро, иные с два ведра. Они стояли в два ряда, направо и налево от входа, вдоль стены. У противоположной стены была насыпана куча позеленевших медных денег. Некоторые бочонки от времени и сырости уже сгнили и развалились, и можно было видеть высыпавшиеся из них деньги. Это были монеты разной величины, одни помельче, другие побольше, величиной с талер, и все серебряные. На крупных монетах отчетливо можно было видеть изображение бородатого человека. В ряду бочонков, стоящих с правой стороны, был виден один, прогнивший сверху, и в нем виднелись какие-то старинные золотые монеты величиной с русский империал. Вход в подземелье запирался дверью, которая была так черна, что невозможно было понять, железная она или деревянная.